Косплей

[Василисище]

---

[Василисище]

ИНТЕРЕСНЫЕ ПОДРОБНОСТИ О СОЗДАНИИ ФИЛЬМА DISNEY/PIXAR «ХРАБРАЯ СЕРДЦЕМ»

wdsspr.ru/news/00096/

---

By Cherry Garcia

[Chibi 5]

http://briannacherrygarcia.tumblr.com/

---

Комикс

[Василисище]

Перевела с испанского. В русских журналах не видела.

@темы: комиксы

---

Happy New Year!

[Chibi 5]

Поздравляю всех с Новым 2014 годом , и желаю всего самого наилучшего!

---

Журнал "Принцесса" \ "Чарівна принцеса"

[Maron-chan]

Старые номера журнала "Принцесса":
Бумага рыхловатая, так что отсканировалось так себе.
Задания решались мною в 11 лет, так что пардон. Замазывать уж не стала.


Номер 07 за 1999 год.


www.solidfiles.com/d/4932052a0e/

Номер 03 за 1999 год.
К нему прилагались еще 4 странички дневничка Покахонтас, но они были давным-давно вырезаны, заполнены и утеряны.


www.solidfiles.com/d/cb4855aa6c/


Журнал "Чарівна принцеса":


Номер 10 за 2013 год полностью повторяет русский номер 9\2013, но есть несколько дополнительных страниц.


Дополнительные страницы:
www.solidfiles.com/d/04ad36b500/

Скачать русский 9\2013:
titania1989.diary.ru/p191891482.htm

Номера 11-13\2013, 01\2014:
Сверяются и сканируются...

@темы: журналы

---

Упрт

[Chibi 5]

---

[Clavi]

Недавно посмотрела по каналу Дисней мультфильм Анастасия. И подумалось, а почему в нашем любимом cообществе воо,ще не выкладывают с ней рисуночки? Хотя часто есть рисунки не принцесс, например Джейн из мультфильма Тарзан. Вот интересные картинки, как наши принцессы выглядели бы в реальности и Анастасия там есть, ура ура!

---

Журнал "Мир принцесс"

[Василисище]

dropmefiles.com/cegpV

@темы: журналы

---

Скоро Новый год!)

[Chibi 5]

---

"Антифон" — Закат

[geth-infiltrator]

«Закат»
Автор: Cantare
Перевод: Knyaga (главы 1-16 ) / Alba Owl (главы 16 -25) / Pretty_Fuzzy (глава 26 - ...)
Предыдущие главы titania1989.diary.ru/?tag=3158844
Спасибо Alba Owl за вычитку.

Это дополнительная глава к циклу — мы немного узнаём о прошлом Аладдина, то, что Жасмин мельком видела в зеркале.
Можно читать как отдельный фанфик, спойлеров к «Антифону» нет.





Он мерно вдыхал знакомый тяжелый и тихий воздух этой комнаты, о которой отказывался думать как о её комнате. Она шевельнулась в его руках, и на её запястьях сверкнули рубины.
— Почему ты продолжаешь возвращаться? — Спросила она спокойно.
Он хотел, чтобы она смотрела ему в глаза, задавая такие вопросы. Её стыд глубоко запрятан, но всё ещё был там, в её сердце.
— Почему ты остаёшься здесь? — Спросил он её в ответ.
Она промолчала, и кожей груди он почувствовал холод её плеча. Одной рукой она нащупала его ладонь, изучая линии, по которым однажды уже читала предсказательница. Ему было интересно, думает ли она о том дне, и не стал ли он частью её неверного выбора дороги.
— Там для тебя есть что-то большее. Больше, чем моя исковерканная жизнь. — Она слегка повернулась, уткнувшись головой в его подбородок. — Ты должен уйти.
Он слушал ее дыхание, пока не понял, что она заснула, и только потом вышел из комнаты. Никто не взглянул на него ни в коридорах, ни в занавешенных дверях притона. Лабиринт, как ему представлялось, хотя путь к бегству был открыт. И он ненавидел тот факт, что она и не попыталась бы сбежать.

***
Предсказательница, полуслепая карга с несколькими недостающими зубами, скосила глаза на них обоих. Аладдин сдержал смешок, когда Фара стрельнула в него сомневающимся взглядом, неохотно присаживаясь на подушки с орнаментом.
— Твою заработанную потом и кровью монетку лучше бы потратить на еду, — прошипела она ему в ухо.
Он беспечно подтолкнул её локтем.
— Какая тебе разница? Это же не твоими потом и кровью заработанная монетка. Давай, будет весело.
— Старушка, может быть, и слепая, но не глухая. Подойди, дорогая, если хочешь узнать правду, — прокаркала гадалка, подзывая её сморщенным пальцем. — Потом сможешь судить, есть ли в этом юмор.
Фара нерешительно двинулась вперёд, взглянув на него последний раз перед тем, как обратиться к карге лицом к лицу. Она послушно протянула ладонь вперёд, позволяя старухе исследовать линии своими посеревшими ногтями.
— Ааа… — Протянула женщина, поднимая рябой подбородок. Ресницы над тусклыми глазами задрожали, потрескавшиеся губы сложились в кривую улыбку. — Удобство и роскошь. Все мы ищем то, что потеряли, это правда. Но какой же путь ты изберешь, чтобы обрести это, а?
Фара напряглась, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Но не успела она отнять руку, как старуха, фыркнув, отпустила её сама.
— У тебя кругозор уже, чем у старухи, где тебе искать? Очисти сердце и посмотри, не изменились ли твои мелочные желания.
Аладдин поймал её запястье раньше, чем она в расстройстве покинула скудно освещённую комнату. Снаружи их ждали шум и суета рынка, и в кои-то веки она стремилась вернуться к ним. Его встревожило, что он умудрился снова вывести ее из себя, хотя, наверное, это была её вина, что ей было так сложно угодить.
— Эй, ну хотя бы позволь мне тоже, — настаивал он. Она выдернула руку и встала у двери, не глядя на него. Он отвернулся от созерцания её погруженного в раздумья лица, снова утонув в горечи. Тряхнув головой, он уселся перед предсказательницей и бросил ещё одну монетку на стол.
— Бедный мальчишка со склонностью к дорогостоящим мечтам, — проговорила карга, читая по его руке, и сухо усмехнулась. — Но это ясно уже по твоей готовности платить.
Затем, надолго замолчав, она более внимательно стала исследовать его ладонь. Аладдин с любопытством взирал на неё, гадая, какую же удачную правду или загадочную ложь она сможет сообщить.
— Судьба и вправду шальной дух, — размышляла она. — Снисходит на безымянного юношу, пишет его имя на песке так, что ветер не может его разметать. Ты найдёшь славу и богатства, но ни одно из них не будет дороже того, что внутри. Алмаз негранёный.
Аладдин пожал плечами, когда Фара обратила на него вопросительный взгляд на выходе из палатки предсказательницы. Они снова без малого с пустым кошельком, но его это никогда не волновало. Он видел, как её взгляд наполняется раздражением, и задумался, почему находит её ещё более красивой, когда она не улыбается.
— Что? Это было просто шутки ради. Ничего не значит.

***

Абу не обрадовался новой гостье, стройной молодой женщине с грустными глазами. Он понимал, что на неё обрушилась какая-то трагедия, и она несла на плечах ту же тяжёлую ношу, что и другие люди, которые ютились по задворкам и просили милостыню вместо того, чтобы воровать. И из-за того, что он не мог разобрать, чем она отличается от других, он не испытывал к ней ни малейшей жалости. Она была ещё одним голодным ртом и брешью в их мечтах о богатстве. Если бы она была ребёнком, а не женщиной, то, может быть, могла бы пригодиться. За годы на улицах он заметил, что маленьким девочками подают больше. Эта же была куда старше. Даже старше Аладдина. Но его друг никогда не казался счастливее, так что Абу решил, что может потерпеть ещё денёк-другой. Конечно же, она не станет частью их команды. Два — вот лучшее количество для успешной банды воров, согласно расчётам обезьянки.
Но дни и недели шли, а она всё не уходила. Аладдин привязался к ней сильнее прежнего, даже забросил свои обязанности убираться в их лачуге и регулярно пополнять запасы еды. Абу нехотя тянул эту лямку и выражал своё неудовольствие так доходчиво, как мог. Аладдин стал неразумным, забывчивым и совершенно безрассудным.
Список претензий Абу рос каждую неделю. Он устал от карманных краж по утрам, когда рядом не было Аладдина, чтобы похвалить его за сообразительность и воровское мастерство. Он скучал по поеданию больших дынь, которые были вкуснее и слаще маленьких, поскольку не мог поднять и утащить такую тяжесть сам. Его раздражало, что их денежные запасы истощались с тревожной частотой, в то время как в жилище скапливались никчемные безделушки, вещи, которые могли быть интересны только человеческим женщинам. Блестящие побрякушки, пузырьки с духами, расшитые подушки...
Однажды ночью он проснулся и обнаружил, что она исчезла. Он озадаченно повернулся на своей подушке и увидел, что Аладдин сидит у большого окна и сиротливо смотрит на тёмный город. Глаза Абу расширились. Навсегда ли она ушла?
За вопрос он заработал резкий взгляд.
— Она просто хочет побыть одна сегодня ночью, — почти рявкнул Аладдин. Его голос смягчился, и он посмотрел на свои руки, медленно сжимая их в кулаки. — Как бы я хотел сделать для неё больше. Она заслуживает гораздо больше, чем я могу ей дать.
Абу закатил глаза и собрался отвернуться, чтоб снова заснуть, но внезапно Аладдин продолжил:
— Слушай, прости, что я не был хорошим другом в последнее время. Я всё исправлю, обещаю. Но пойми, Фара особенная. Она, может быть, не очень хорошо ворует, обманывает и прячется, но она прекрасна в другом, которое трудно увидеть.
“Трудно увидеть?” — саркастически подумал Абу. Он хотел указать другу на его ограниченность, но решил, что это бесполезно.
Аладдин вздохнул.
— Я люблю её. Понимаешь, да?
Абу обреченно кивнул. Его друг был влюблён в первый раз, и Абу очень надеялся, что он окажется и последним. Потерявшие голову люди вечно оправдывали любовью все свои несуразные поступки, что важные, что незначительные.


***
Центральную площадь оглашали яростные негодующие вопли, что нарушен какой-то древний закон, а уважаемая семья обесчещена. Сперва растущая толпа заинтересовала его исключительно из практических соображений: всегда было гораздо проще воровать, когда внимание большого числа людей приковано к какому-то зрелищу.
Он незаметно лавировал по задним рядам толпы, для начала нацелившись на пожилого мужчину, который, скорее всего, не сразу среагирует на то, что деньги из его кошелька испарились. Глядя на него, он прикидывал, что этих денег вполне может хватить им с Абу, чтобы продержаться несколько недель. Удачный выдался денёк для него.
Но не для того, кто оказался в центре действия, как он вскоре обнаружил. Кого-то должны были забить камнями до смерти. Его карманы были почти полны, когда он наконец выглянул поверх голов столпившихся впереди людей и увидел её в первый раз.
Стройная молодая женщина стояла закутанная в длинное одеяние так, что даже лицо её было закрыто. Её прямо трясло от страха, и она закрывала руками глаза. Он не слышал её плача из-за оглушительного осуждающего гама вокруг. Вперёд выступил мужик с камнем в руке и замахнулся им.
Не было сомнений, как тут поступить. Он зачерпнул горсть золота и серебра из кармана и подбросил монеты над головами зрителей. Они рассыпались по пыльной земле и засверкали на солнце, вызвав по соседству общий вздох. Он промчался по периметру толпы, разбросав всё, что набрал, в центре толчеи, ловко скрываясь от людей, суетившихся кругом в поисках источника сокровищ.
Толпа распалась и десятки рванулись вперёд, притязая на то, что им не принадлежало, не заботясь о том, было ли это даром бога или вора-идеалиста. Он воспользовался шансом и метнулся туда, где недавно был центр этого сборища, схватил её за руку и побежал.
Кто-то в гневе заорал, требуя, чтоб стража схватила беглецов, но он знал, что все слишком поглощены неразберихой, которую он заварил. Она споткнулась и чуть не упала, но он потянул её вперёд, надеясь, что она не была серьёзно ранена. Он не
— Как тебя зовут? — Задыхаясь, спросил он, когда толпа осталась вдалеке. Стареющие мужчины, пустившиеся было в погоню за ними, быстро отстали. Их обнажённые мечи оказались бессильны против быстроты молодости.
Наверное, она подумала, что такой вопрос был странным в разгар опасности.
— Фара, — ответила она.
Он улыбнулся стихавшим позади проклятьям. В конечном итоге люд оказался падок на звонкие монеты сильнее, чем на зрелище казни.
— Я - Аладдин, — представился он, и взял её руку поудобнее. Теперь они могли двигаться помедленнее, потому как до его укрытия было совсем близко. Отыскать вход было не так уж просто, а мусор и вонь переулков отпугивали большинство прохожих и даже стражу.
В каждом её шаге он слышал изнеможение, пока они прокладывали путь через отбросы и завалы хлама. Они почти не говорили, пока не добрались до его дома, и он полностью сосредоточился на том, чтобы помочь ей идти, не запинаясь. Его лицо помрачнело, когда он заметил, что сколько-то камней всё же ударили её, поэтому она и хромала.
В качестве особой предосторожности он подложил несколько деревяшек под грубо сколоченные ступени. Попытайся кто сунуться — и их скрип предупредил бы его о незваных гостях задолго до того, как они бы достигли его комнаты.
Она осторожно опустилась на тюфяк, где он обычно спал, обхватив руками колени, и впервые взглянула ему в лицо. Он наклонил фляжку к её губам и заставил сделать глоток. Она взяла её у него дрожащими руками, и вода полилась по её подбородку.
— Тебя не волнует, что меня осудили? — Полюбопытствовала она. Её голос был слабым и нежным, и ему стало интересно, звучит ли он тверже, когда она не содрогается за свою жизнь.
Он мотнул головой и улыбнулся.
— Я прилично заплатил, чтобы тебя простили, как считаешь?

***

Не имело значения, как он смотрел на неё, — она была самой красивой женщиной из всех, что он видел. Он восхищался линией её подбородка и идеально очерченным носом, длинными ресницами, обрамлявшими темные глаза. Он обожал, как волнистые пряди её волос спадали ей на лоб при каждом её движении. Хотя она жаловалась, что её кожа страдает от воздействия солнца, он считал, что более тёмный оттенок больше ей к лицу. Он узнал, что её голос действительно богат на оттенки, когда она говорила, и даже еще прекраснее, когда пела.
Её мягкие, полные губы приоткрылись от удивления, когда однажды ночью он спросил, можно ли ему поцеловать её.
— Глупый ты мальчик, — произнесла она, но осталась сидеть спокойно, когда он наклонился к ней в лунном свете. За окном спал город, безмолвный свидетель рядом с двумя сидящими плечом к плечу юными фигурками, и каждый из них был по-своему потерян.
Она улыбалась, когда они разделились, и он почувствовал себя ещё более потерянным, чем раньше. Одной рукой она коснулась его лица и повторила свои слова. Возможно, это было предостережением.

***
Он никогда не видел такой огромной праздничной процессии. Шествующие ряды музыкантов, танцоров и акробатов срывали оглушительные аплодисменты и приветственные крики, за ними следовали причудливо отделанные повозки с дарами в виде золота, драгоценностей и тканей. Наконец, показался занавешенный тонким пологом паланкин с молодожёнами. Молодая аристократка приветствовала толпу взмахом изящной руки, украшенной драгоценными камнями. Её муж, значительно старше её, горстями швырял в толпу золотые монеты, весело смеясь над тем, как народ дерется за его подачки.
Фара хранила молчание, когда он вернулся через несколько минут после успешной кражи и увидел, что она расстроена всем этим спектаклем. Он проследил за её взглядом и понял, что она завидовала невесте, которая даже близко не была так красива, как Фара, но наследовала огромное состояние и положение в обществе — то, чего у неё никогда не будет. Аладдин задумался, стоит ли ему радоваться, что он родился нищим. Он хотя бы не испытывал той горечи, которая разъедала её сердце, ведь пара ошибок стоила ей всего. Он взглянул на свои руки, в которых вертел украденные только что монеты. Это были руки того, кто крадёт и выживает, а не того, у которого есть власть и слава. Он не мог вернуть ей то, что она потеряла.
Толпа начала расходиться после прохода всего парада, а она все витала в мыслях о несбыточном. Он довольно знал о ее прошлом, чтобы представить их.
Она была этой невестой, сидящей высоко над скоплением простолюдинов, которые восторгались её вновь обретённым счастьем в объятиях выбранного ею супруга. Первая глава её жизни окончилась, и она радостно встречала следующую, в которой она станет управлять домом — влиятельно и грациозно. Её муж будет уважаемым в обществе человеком, может, даже пользоваться покровительством султана. У них будет много детей, и она вырастит их в любви, заботе и послушании.
Мечты рассеялись, когда он потянул её за руку, подавая знак, что пора идти домой. Он почувствовал холод в её взгляде, горький яд её сердца окрашивал глаза. Обижена ли она на него за ту новую жизнь, которую невольно приняла из его рук? Винила ли его за то, что не могла вернуться к старой жизни, полной красоты и безопасности?
Она не спала рядом с ним в ту ночь, а бродила одна на улице. Он снова уставился на свои руки, и тоска медленно раздирала его изнутри. Несправедливо с её стороны было требовать от него большего, всякому было понятно. Но всё равно он злился на себя больше, чем на неё — за свою неспособность изменить обстоятельства и совершеннейшую глупость любить её.

***

Из-за неё он был близок к тому, чтобы потерять руку. Драгоценный браслет был надежно запрятан в его пояс, и это было единственно важным в тот момент. Он бежал, падал, вставал и снова бежал, не обращая внимания на ссадины и проклиная себя за неуклюжесть. Торговец, у которого он украл украшение, не славился снисходительностью, и за ним теперь гналось вдвое больше стражи, чем обычно.
Он увернулся от них в последний момент, когда громыхающая повозка с дровами проехала посередине улицы, отделив преследователей в самый последний момент. Он без труда ускользнул и пробрался к своей лачуге задворками. Абу возбужденно заверещал, когда он извлек рубиновый браслет, и его глаза просияли при виде стольких камней. Но его энтузиазм быстро скатился в кислое разочарование, когда он осознал, зачем Аладдин рисковал своей шкурой, крадя такую редкую вещь.
“Она не вернётся”, — сердито сказала мартышка в сотый раз.
Он отказывался слышать это, возражая, что Абу совсем её не знает, что из-за своей мелочной ревности он даже не пытался с ней поговорить, когда она была рядом. Его друг ответил на это злым молчанием и весь оставшийся день они не желали друг перед другом извиниться. Он не позволял себе засомневаться, стоит ли она того. Он бы сделал что угодно, лишь бы вернуть её, вытащить из той ямы, в которую она охотно упала.

***
— Расскажи мне, — повторил он, когда они лежали на крыше его жилища. На их головами мерцали звёзды. Ясная ночь для того, чтобы сорвать покровы с её секретов. Она положила голову ему на плечо и вздохнула.
— Почему ты так сильно хочешь это узнать?
— Почему ты мне до сих пор не веришь? — Он легко погладил её по волосам. — Разве я не заслужил этого?
Она задумчиво кивнула и молчала минуту. В её голосе всё ещё было сомнение, когда она начала рассказ. Казалось, она пересказывает по книге.
— При рождении я была обещана мужчине на десять лет меня старше. Он происходил из семьи, превосходящей мою по знатности и богатству. Когда я подросла и узнала его, я ужаснулась от мысли, что буду его женой, и умоляла отца разорвать помолвку. Но мой отец не мог позволить себе забрать своё обещание, потому что ему пришлось бы выплачивать огромную компенсацию, чтобы расторгнуть договорённость с честью.
Был другой человек, которого я полюбила. Я была глупа, и думала, что никто не узнает о нас. Я ошиблась. Нас раскрыли, и из-за меня моя семья была публично покрыта позором. Человек, за которого я должна была выйти замуж, немедленно расторг помолвку и потребовал от отца двойную цену выкупа за меня, который тот получил годы тому назад. У моего отца даже близко к этой сумме не было, но они заключили соглашение, по которому он выплачивает половину этой суммы, а потом всю жизнь расплачивается по процентам. Он поспешно отрекся от меня, и я должна была быть забита камнями до смерти.
Он почуял её кривую улыбку.
— А потом ты, по глупости своей, бросил своё краденое золото, чтобы спасти меня.
— Мне так жаль, — просто сказал Аладдин, привлекая её к себе. — Спасибо, что рассказала.
Опершись на локти, она с любопытством посмотрела на него своими вечно загадочными темными глазами. Она нежно поцеловала его, и он пробежал руками по её волосам. Ему почудилось, что на щёку ему упала слеза.

***

Как-то вечером он вернулся домой после удачной охоты на рынке и обнаружил, что она приготовила ему ужин.
Это был максимум, что можно сделать из куска хлеба, горстки фруктов, кулька орехов и бобов, но она оказалась изобретательнее, чем он от неё ожидал. Редкость — на её лице появилась улыбка, когда он похвалил, как тщательно она уложила подушки и поставила деревянную доску, словно у них был ужин в настоящем доме. Он наклонился над самодельным столом с едой, чтобы подержать её за руку, в благодарность за неожиданный подарок.
В этот вечер они разговаривали, словно обладали большим, что имели на самом деле, словно он был больше, чем безродным бедняком, а она — приличной дамой, польщённой его вниманием. Смех её был сдержанным, как обычно, но тогда это его не тревожило, поскольку было ясно, что она открывалась ему, учась выражать своё расположение и заботу. Возможно, она превозмогала свое неудобство от той грубой безвестной жизни, какой теперь жила.
В ту ночь ему снилось, что они были королевской четой, повелителями в роскошном дворце, и каждый день не надо было ничего делать, только наслаждаться обществом друг друга. Она легко смеялась, и хотя в её глазах оставалась тайна, в них больше не было трагедии.

***

Её щёку ожгло ударом, но она знала, что это лучше, чем кричать или пытаться защитить себя. Она снова как-то позволила себе опуститься, и на этот раз нечего было ждать, что кто-то спасет её.
— Где они? — проревел мужчина, рывком поднимая ё с пола. — Ты всё растратила, ненасытная сучка?
Не существовало такого ответа, который уберёг бы её от расправы. Она кивнула, не в силах поднять глаза.
— Мне стоило бы выбросить тебя на улицу, откуда ты пришла, — ухмыльнулся он, одной рукой зажав её подбородок и заставляя её глядеть на себя. — Разве здесь с тобой недостаточно хорошо обращались? Я дал тебе грёбаный дворец для жизни, шёлк и кашемир, духи и румяна, весь этот хлам, который ты обожаешь и не заслуживаешь, а ты смеешь красть у меня?
Другие женщины стояли за ним, вызванные из своих комнат посмотреть, как хозяин наказывает шлюху, нарушившую правила. Он отпихнул её на пол и плюнул с презрением.
— Не думай, что твоё симпатичное личико даст тебе здесь наценку. Не важно, какую репутацию ты тут себе заработаешь, твоя никчёмная жизнь принадлежит мне. — Он в последний раз рывком поднял её, приказывая лечь на кровать. — Давай убедимся, что ты не забудешь это.

***

Она надела рубиновый браслет на запястье, любуясь отражением тусклого света в камнях. Её рука начала дрожать, но она заставила себя успокоиться. Ещё один кусок его сердца бесполезно брошен к её ногам. Она смотрела на него, не выдавая своих эмоций, — то, чему она чересчур хорошо научилась в своём ремесле.
Она не спросила, где ему удалось достать такую драгоценность или как близок он был к опасности лишиться руки от сабли купца. С печалью она осознала, что он никогда не потеряет надежды, таким уж идеалистичным и глупым он был. Что он так и будет воровать для нее, надеясь вернуть её, не способный встретиться лицом к лицу с холодной действительностью. С той дороги, что она выбрала, не было пути назад. Пригоршни золота и быстрые ноги на этот раз не могли спасти её.
Он нежно двигался над ней, целуя её лицо, спускаясь по шее, а она вспоминала, насколько отличался он от тех мужчин, что приходили в её постель, имея золота больше и желания дешевле. Во многих смыслах он был ещё мальчик, неопытный, нерешительный, умилительно деликатный, как будто бы он мог сделать ей больно. Столько он ещё не знал о мире, хоть и ходил по его дну с рождения. Жизнь для него была проста. Он радовался тому куску, что доставался, и брал только то, что ему было необходимо, что было ничтожно малым. И после всего этого времени он так и не понял, что она была не такая. Он подумала, как, должно быть, она его загубила, втянув в свой сложный мир с горькими мечтами и окаменевшим сердцем.
Он снова спросил её, зачем она остаётся, почему не сбежит с ним в его убогую лачугу, к краденым грошам.
— Там для тебя есть что-то большее. Больше, чем моя исковерканная жизнь. — Она слегка повернулась, уткнувшись головой в его подбородок. — Ты должен уйти.

***
Он стоял в убитом молчании перед закрытой дверью, едва ощутив грубую руку охранника на своём плече, когда его отпихнули назад.
— Проваливай, босяк. — Слова плыли медленно, будто через сито. — Твоя шлюха мертва.
Он скитался по городу в поисках ответов, безразличный к опасностям, которые могли встретить безоружного молодого человека в этом квартале. Ему нужно было знать, что с ней случилось, почему он не знал об угрозе заранее, почему она не просила его о помощи, почему он не спас её.
Почему он не спас её?
“Так и не усвоила урок после своей первой кражи”.
“Может, крала, может, и нет. Главное, что хозяин решил, что крала”.
“Он был пьян, когда это произошло. Потерял контроль”.
“Она не первая, кто расстался с жизнью из-за его характера”.
Слова женщин впивались в него, и он не знал, как много времени уйдёт на то, чтобы вынуть эти шипы. Абу сказал, что он должен двигаться дальше. Он должен двигаться дальше и учиться.
Чему тут было учиться?
…
Чему тут было учиться?

***
— У тебя красивое имя, — заметил он, когда показал ей всё жилище. Оно было так себе, но она, кажется, с готовностью приняла его. Он уже подсчитывал, насколько больше им с Абу придётся воровать, чтобы обеспечить её. Он не хотел принуждать её остаться, но надеялся, что она так и сделает.
— Не такое благородное, как твоё, — ответила она, рассматривая изодранную занавеску на окне. За ним садилось солнце, бросая тёплые отблески на величественные стены дворца.
Они сидели вдвоём и смотрели, как день подходит к концу. Он заметил, как лучи света задержались в её глазах.
— Фара, — произнес он. — Ты останешься со мной?

@темы: Антифон, Antyphony

---

"Антифон" — Эпилог

[geth-infiltrator]

Название: «Антифон» («Antiphony»)
Автор: Cantare
Перевод: Knyaga (главы 1-16 ) / Alba Owl (главы 16 -25) / Pretty_Fuzzy (глава 26 - ...)
Предыдущие главы titania1989.diary.ru/?tag=3158844
Спасибо Alba Owl за вычитку.






Она села на каменный выступ, бывший когда-то возвышением огромного храма, оглядывая молчаливые руины некогда величественного города. Широкая сеть улиц, ведущих к этому холму, была так же пустынна, как иссохшие притоки реки, давно лишившиеся источника. Мягкие лучи заходящего солнца опускали завесу давней славы над древним королевством, и она вновь вспомнила захватывающую дух роскошь этого места, которое она видела в коротком чужом воспоминании. Тяжесть в её сердце только росла от непреложного знания, что осталось только это. Чистый свет этого города давно погас, и она опоздала.

Солнце садилось в пятнадцатый день — конец ещё одной гонки со смертью, второе невозможное состязание, которое она отчаянно взвалила на свои плечи. Она потеряла это время, и другие должны будут заплатить эту цену.

Она свернулась в тени возвышающейся колонны, которая когда-то поддерживала священный храм исцеления. Исчезающий символ солнца был выгравирован в камне над её головой — скорбное напоминание о той силе, которая когда-то била обильной струёй, спасая людей из лап смерти. Почему-то глаза её были сухи, как окружающая пустыня, когда она легла и закрылась в скорлупу сна.

...

Не всё было разрушено в День Теней. Ищи свет, который избежал тьмы…

Она стояла одна перед разрушенными стенами Гелинта, у входа в город, который она видела только мельком. Насколько хватало взгляда, фундаменты покоились под грудами каменных обломков. Битва за божественное могущество во внутреннем святилище храма уцелевшим не оставила ничего, вырвав камни из цемента и превратив город в общую могилу.

Это царство было больше Аграбы, и на мгновение она заколебалась перед пугающей задачей. У ней оставалось две недели на то, чтобы бродить по заваленным мусором и обломками улицам без проводника, без подсказок, кроме последней, оставленной ей провидцем. Она даже не знала, живёт ли здесь ещё хоть кто-то или хотя бы проходит мимо.

Но, несмотря на это, она должна была попытаться. У Фазира было достаточно веры в неё, чтобы поручить ей это задание и гарантировать свою защиту. Мираж не могла засечь её присутствие, пока она работала над исправлением вреда, который навлекла, сама того не желая. На кону было полторы тысячи человек, и ей нельзя было потерпеть неудачу.

Она прокладывала свой путь по заброшенным улицам с настойчивостью и целеустремлённостью. Храм стоял на холме в отдалении — центр когда-то знаменитого царства. Что бы Фазир ни велел ей искать, оно должно было быть там. Возможно, там были какие-то остатки могущества, которые султанша сумела каким-то образом спрятать от Дестана. Или, может быть, там были люди, которые знали ответы, которые могли помочь остановить чёрный песок он пожирания ещё большего количества невинных душ. Она двинулась быстрее при мысли, что, может быть, именно так можно изменить Мозенрата — если бы он вернулся на руины родного города и увидел, что не всё было потеряно, что свет ещё жил и всё ещё было время выбрать путь, который при рождении предрекла ему мать.

К концу первого дня она смогла достичь подножья холма, и ей нужно было отдохнуть. С наступлением ночи она закуталась в плащ, гадая - а не была ли она единственным живым существом во всём городе.

...

Посреди ночи её разбудил подозрительный шорох ткани. Не шелохнувшись​​, она открыла глаза до щёлочки и увидела смутные очертания кого-то, кто склонился над её лежащим на земле плащом. Должно быть, во сне она отбросила его в сторону.

Незнакомец был маленький и худой, судя по всему, ребёнок. Он рылся в карманах плаща, и вскоре обнаружил, что там ничего не было. Плечи его разочарованно опустились, он отступил назад и тихо пошёл прочь.

Она вскочила и ухватила его за щуплое запястье, крепко сжав, и он тут же начал отбиваться.

— Стой, — приказала она, и поморщилась, когда ногти в отчаянии оцарапали её предплечье. Незнакомец не ответил и молча боролся, вырываясь на волю. Она подсекла ногой его лодыжку и легко сбила с ног. Через секунду она стояла над ним и удерживала обе его руки.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, — сказала она. — Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты знаешь об этом месте.

Он перестал бороться и безучастно уставился на нее. Что-то в её сердце перевернулось, когда она разглядела, как юн он был. Всклокоченные волосы обрамляли изможденное лицо, ребра отчётливо проступали под тонкой рваной рубашкой.

— Я дам тебе поесть, если ты просто посидишь немного здесь со мной, — произнесла она, и вынула кое-что из тех съестных припасов, что дал ​​ей провидец. Она хранила их отдельно от плаща, и, видимо, мальчик не заметил их. — У тебя здесь семья?
Он помотал головой и покрутился, пытаясь ослабить ее хватку. Она отпустила его, и он поспешно отполз назад, прошаркав по камням босыми ногами. Не нарушая зрительный контакт, она предложила ему кусок хлеба. Широко раскрытые глаза метались от её лица к её руке, и в следующую секунду он схватил кусок, вскочил на ноги и исчез в темноте.

Она сидела еще довольно долго, прежде чем снова натянула на себя плащ. Лёжа, она смотрела на землю, где только что стоял голодный мальчик.

…

Она рыскала по огромным развалинам храма в течение двух дней, двигаясь настолько быстро, насколько осмеливалась, поскольку некоторые из построек выглядели так, словно могли рухнуть, если она хотя бы дотронется до них. Она осторожно забиралась в потайные ниши старинного здания, исследуя их с помощью той толики солнечного света, что просачивалась вниз сквозь щели. Стены покрывала старая резьба, а орнамент был до неразличимости истёрт природной стихией. Она ужасно хотела обладать хоть какой-нибудь магией, чтобы иметь возможность почувствовать, если окажется рядом со своей ускользающей целью, и не раз она взывала к провидцу, чтобы он направил её. Каждый раз она чувствовала себя так глупо, когда стояла, окружённая полной тишиной — единственным ответом на её просьбы. Он не отвечал ей. И тем не менее она продолжала двигаться вперёд, твёрдо решив, что задание, которое он ей дал, было действительно выполнимо. Ей просто нужно было смотреть внимательнее, думать сильнее, сохранять концентрацию и помнить, что было на кону.

В конце второго дня она присела на ступеньки главного входа в храм, будучи уже не в состоянии идти дальше без риска упасть от изнеможения. Она тщательно массировала израненные ноги, глядя на пустой город. Там определенно что-то должно было быть, но Фазир никогда не давал явных указаний. Возможно, тайна находилась вовсе не в храме.

До дворца было около часу пути. С её точки обзора на холме большие башни его казались невредимыми, хотя ворота лежали в куче обломков. Она думала о мальчике, которого видела две ночи назад, и размышляла, можно ли обнаружить здесь ещё людей.

Её усталые ноги запротестовали, когда она попыталась встать. Она снова тяжело села и отбросила волосы с лица. Она пустится в путь утром. Время ещё было. Ей требовался отдых.

Она долго лежала без сна и гадала, часто ли Мозенрат возвращался сюда, если вообще возвращался.
…

В развалинах дворца жили люди.

Те комнаты и залы, которые не обрушились, стали временными жилищами для тихих подростков с угрюмыми глазами, которые настороженно наблюдали за её приближением. Она попыталась улыбнуться — непривычное действие после дней одиночества. Их глаза автоматически устремились к её сумке, и она крепче вцепилась в неё. Её запасы еды иссякали, хотя она расходовала их очень экономно. Но она поборола инстинкт самосохранения, понимая, что следовало сделать.

Она присела рядом и разделила с ними скудную трапезу, и постепенно узнала, кто они были такие, почему рискнули избрать это заброшенное место и кто ещё был тут.

Они привезли своих родителей, старых родственников и друзей, любимых, нуждавшихся в помощи, которую не могли им оказать лекари. Некоторые просто не могли позволить себе никакого ухода и поэтому в отчаянии проделали весь путь сюда, зная, что когда-то этот город славился божественной исцеляющей магией. И хотя все они были хорошо знакомы с мрачными слухами, что это царство населяли призраки павших и даже сам хищный дух Чёрных Песков, всё равно они пришли сюда в надежде, что магия Гелиоса ещё осталась тут. Также ходили слухи, что Дестану не удалось забрать всё могущество бога, что часть его всё ещё сохранилась в семье правителя или верховный жрец спрятал его куда-то в безопасное место.

Её сердце забилось быстрее, когда она услышала это и поняла, что им было нужно то же, что и ей. Но было видно по обречённым выражениям их лиц, что они ничего не нашли и сомневались, было ли это вообще реальным.

Она спросила их, почему они остались, и они примолкли, глядя вдаль со смесью скрытого гнева и горя. Невысказанный ответ потонул в тишине. Им больше некуда было идти.

Один из них ответил с лёгким цинизмом. Это было лучше, чем ничего, сказал он, ведь были посетители, которые иногда приходили и использовали магию, чтобы сделать смерть менее болезненной, хотя и не могли разжать её объятья на своих любимых людях.

Она спросила его, что это были за посетители. Молодые люди переглянулись и пожали плечами.

Они никогда не называли своих имён, ответил тот же юноша.

…

После того, как она завоевала их доверие, один из них позволил ей увидеться с его умирающей сестрой. Она последовала за ним в маленькую комнату, которая, возможно, была частью помещений для слуг. Её сердце сжалось при виде крохотной девочки с бледной высохшей кожей и незрячими глазами. Она взяла её руку — хрупкую, как птичья лапка — и сидела там в оцепенелом молчании. Невысказанное воззвание к провидцу снова и снова проходило через её лёгкие, но он так и не появлялся. Она закрыла глаза и подавила отчаяние, которое грозило овладеть ею. Она уже начинала чувствовать себя такой же покинутой, что и люди здесь, беспомощные в цепких руках смерти.
Она даже смогла улыбнуться перед тем, как отойти от девочки, в попытке выразить надежду, которой у неё не было. В ответ девочка смотрела на неё пустым взглядом.
— Когда вернутся целители? — Спросила она юношу, как только они вышли из комнаты.
Он не знал.
...
Это была уже вторая неделя ее поисков, когда она столкнулась с голодным ребенком, который пытался обокрасть её в первую ночь. Ее медлительное хождение по каждой улице и дому привели её к его убежищу, в особняк, который предположительно принадлежал знатной семье, прежде чем был очищен от обитателей. Из-за дверей на нее покосился старик, после того, как из них испуганно вылетел мальчик. Она протянула последний кусок снеди для задабривания, и он открыл дверь достаточно широко, чтобы она могла войти.
...

— Мы ждем целителей. Одна из них, женщина, ухаживала за моим внуком, когда он забрёл слишком далеко в развалины храм и неудачно упал. У него до сих пор шрам, вот здесь. Покажи ей, Ильом.
— На этот раз я буду просить их помочь мне. Я стар и слаб, и теперь болен я. Там, откуда мы пришли, нет лекарств или магии. Я не знаю, куда направляются целители, когда они уходят. Они никому не говорят, и никто не может их найти. Так что я жду здесь и верю, что они скоро вернутся.
— Тогда я заберу Ильома из этого мёртвого города. Он силён и растет, но ему нечего есть.
— Спасибо, что поделилась с нами едой. Целители отнесутся к тебе благосклонно.
...

Её сердце было налито свинцом, когда она вернулась во дворец. Осталось мало времени, а она ничего не нашла. Таинственные целители ещё не пришли в город, и она ничего не могла сделать, кроме как ждать.
На этот раз у нее ничего не было, чтобы дать её молчаливым спутникам, и они вместе сидели усталыми и голодными. В какой-то момент она начала говорить, рассказывать им причину, что привела её сюда. Они смотрели на нее с легкой долей скептицизма, когда она говорила о черном песке и жертвенности. Некоторые из них встревоженно поднялись на ноги, но она заверила их, что город не выглядит опасным, так как мало кто знал, остался ли тут ещё кто-нибудь живой.

Срок расплаты приближался, как лезвие, зависшее прямо над шеей осужденного. Она почти физически ощущала режущий кожу и кости металл и проводила ночи на улице, прося у пустого воздуха ответов, в которых она так отчаянно нуждалась. Разбитая, она наконец тяжело осела, до сих пор одинокая и лишённая советов старого провидца, который послал её сюда. Беспомощность парализовала её ​​гнев, и она могла только сидеть с крепко обвитыми вокруг колен руками, ожидая неизбежного — чудесного спасения или свистящего падения лезвия.


…

Взошло солнце в безразличном сиянии, и она смотрела на золотые и оранжевые всполохи над великими памятниками города.

Она закрыла глаза и постаралась вытеснить из головы воображаемые крики и красные пятна. С усилием ей удалось свести образ до чёрной тени.
Она встала и начала долгий спуск от разрушенного храма, не думая, куда она теперь могла пойти и почти ничего не видя.

И почти ожидаемо она запнулась из-за слабеющих ног и помутившегося зрения. Спуск дороги как будто наклонился, и она упала вперёд. Острая боль пронзила её голову там, где она наткнулась на камень, и вернулась тьма.

…

— ...немного позже и...

— ...важно, мы нашли...

— ...не потеряли… никогда и не думали… жив...

— ...должны подождать… сначала нам надо...

— Она приходит в сознание. Дай мне воды.

Она попыталась открыть глаза, и пульсирующая боль в голове усилилась. Тёплая рука коснулась её лба, и боль почему-то притупилась.

— Тише, — нежно произнёс женский голос над ней. — Всё хорошо.

— Целительница? — Смогла прошептать она.

Последовала пауза.

— Да. А ты…

— Дай ей немного времени, Элана, — произнёс мужской голос.

Жасмин открыла глаза и посмотрела на глядящую с надеждой женщину, на несколько лет старше её самой, с короткими чёрными волосами, которые едва касались плеч. Её тёмные глаза были полны беспокойства, и она снова приложила руку ко лбу Жасмин.

— Тебе нужна вода, — просто сказала она и наклонила флягу к её губам. — Пей.

Она подчинилась, и окружающая обстановка стала медленно до неё доходить. Кажется, она находилась в другой комнате дворца, в той, что сохранилась лучше, чем любая из виденных ею раньше. Потолок был цел, а под ней лежал тонкий матрас. Она сделала усилие, чтобы сесть, желая увидеть, кто ещё был в комнате.

Говоривший мужчина выступил вперёд и рукой поддержал её спину. Она взглянула на него в лёгком недоумении, стараясь мысленно сопоставить светлые волосы и лицо учёного.

— Мама, с ней будет всё хорошо? — Произнёс детский голос.

Она повернулась и увидела мальчика не старше десяти лет, который стоял позади женщины.

— Да, Лукас, с ней всё будет хорошо, — ответила женщина, не отрывая взгляда от Жасмин. Неуверенная улыбка проявилась на её взволнованном лице. — Это и в самом деле чудо.

— Чудо, действительно, — эхом отозвался мужчина, с любопытством вглядываясь в глаза Жасмин. — Полагаю, ты не знаешь, кто мы такие?

Жасмин помотала головой, пытаясь разобраться, что происходило, помимо того очевидного факта, что эти люди были теми самыми целителями, о которых она слышала. Надежда захлестнула её сердце от осознания, что им могло ещё хватить времени как-то помочь ей в борьбе с чёрными песками.

— Я ждала вас, — сказала она хриплым от обезвоживания голосом. — Мне нужна ваша помощь.
Улыбка женщины стала тёплой, проявилась неуловимая радость.
— Мы сделаем всё, что сможем, чтобы помочь тебе. Но сначала скажи своё имя.

Она заколебалась на секунду.

— Жасмин.

Женщина кивнула.

— Меня зовут Элана. Он - Элин, а это мой сын Лукас.

И снова лицо мужчины показалось ей смутно знакомым, но она не могла вспомнить, где его видела. Её взгляд вернулся к женщине, и она поняла, что Элана почему-то тоже казалась знакомой.

— Спасибо, что исцелили меня, — сказала Жасмин. — Мы... встречались раньше?

— Нет, — ответила Элана. — Но, должно быть, наша встреча была предначертана свыше, благословение, какое я никогда и не могла представить. Мы должны много узнать друг от друга.

Жасмин в замешательстве уставилась на неё, и Элана с благоговением взяла её руки. Её тёмные глаза просияли.

— Мой брат, Моратай. Как он?

Несколько мгновений она не могла дышать.

Не всё было разрушено в День Теней. Ищи свет, который избежал тьмы…

Истинное значение прощального послания провидца молнией поразило её. Выжившие в Гелинте… Обрамлённые длинными ресницами, знакомые глаза Эланы, нежный овал её лица…

— Мор… Моратай, — потрясённо повторила она. Её сотрясала дрожь, сердце безудержно колотилось. — Как ты узнала?..

Голос Эланы понизился до счастливого шёпота.

— Ты носишь его ребёнка. Наследника трона Гелинта.

Мир провалился в небытие на тот короткий момент, пока она осмысляла эти слова. Её сердце как будто подвело её внезапной слабостью, сжавшись от неверия, изумления и сильнейшего ужаса. Они же… Она...

— Не бойся, — мягко сказала Элана, увидев, как ясно проявился страх на её лице. — Ты принесла радостные вести мне и всем, кто выжил после разрушения нашего города. Мой брат жив. Пророчество истинно.

— Пророчество? — Слабо спросила она.

— Его не забрали смерть и тьма, — ответила Элана, её голос набирал силу с каждым словом. — Сон нашей матери был не ложным. Он жив, и могущество Гелинта живо в нём.







От переводчика:
это ещё не конец, впереди послесловие и несколько дополнительных главок
Оставайтесь с нами!

Комментарии приветствуются и читаются))))

@темы: Антифон, Antiphony

---

[Rotstein]

18.12.2013 в 02:13

Пишет  Чеширочка:

Новая "Красавица и чудовище"
От режиссера очень пафосных "Братства волка" и "Плачущего убийцы" Кристофа Ганса.
Хотя трейлер не доставил, красавица никакая, и чудовище - Кот в сапогах-великан. И мне больше понравился фотосет...



()

Но! У Касселя такая дивная рожа. Верю, что он запросто мог навлечь на себя любое проклятье )
У нас будет в марте.



()

---

[Selena]

Еще 3

Автор

---

"Антифон" глава 27

[geth-infiltrator]

Название: «Антифон» («Antiphony»)
Автор: Cantare
Перевод: Knyaga (главы 1-16 ) / Alba Owl (главы 16 -25) / Pretty_Fuzzy (глава 26 - ...)
Предыдущие главы titania1989.diary.ru/?tag=3158844
Спасибо Alba Owl за вычитку.

читать

На сей раз ей снилась не пустыня, а местность, покрытая густым туманом, из-за пелены которого не было видно землю под ногами. Казалось, что даже руки её исчезали в воздухе.

Её наполняло необъяснимое спокойствие, смягчаемое медленно вихрящимся вокруг туманом. Обволакивающее безмолвие округи как будто воздвигло барьер между нею и горем и волнением, которые снова разрушали её сознание. Зазвучал знакомый голос, и она повернулась к нему, уже зная, кто это.

— В судных вратах ты встретишь хорошего человека, который делал плохое, и плохого человека, который делал хорошее. Кто заслуживает попасть в рай?

Серый плащ старца словно исчезал во мгле, края рукавов были ей не видны. Как и всегда, она не видела его глаз, скрытых повязкой. Она не двинулась с места, спокойно разгадывая его загадку.

— На это ведь нет правильного ответа, так? — Спросила она. Если бы ответ был, то он бы точно оказался не тем, что она ожидала. Мудрец всегда водил смертных за нос, прежде чем дать им хотя бы намёк на реальную правду.

— Думай, — последовал простой ответ.

Она помолчала ещё немного. Спокойствие и умиротворённость этого мира снов смыли тот прах и грязь, в которые превратилась её жизнь, и позволили ей наконец думать ясно, без завесы страха и сомнений.

— Что делает хорошего человека хорошим, если он творит плохие вещи? — Спросила она. — И плохой человек… Тот же вопрос. Как любого из них можно назвать хорошим или плохим, если они совершают противоположное тому, чем они…

Она умолкла, задумавшись сильнее.

— Чем “быть хорошим” отличается от “делать хорошее”?

Старый мудрец вынул иссохшие руки из длинных рукавов с размеренной неторопливостью. Лёгкая улыбка коснулась его бледных губ.

— Кого бы ты полюбила?

Она смотрела на него, снова потерявшись в загадке — слишком сложной и пугающей для её перенапряжённого ума. Но в лице Фазира не было злобы или надменности. Он пришёл, чтобы помочь ей, хотя его методы, как обычно, были обескураживающе замысловаты.

— Я бы хотела полюбить хорошего человека, — медленно проговорила она. — Даже если бы он творил плохие вещи. Было бы проще знать, что он всё равно остаётся доброй душой.

Она знала, что он услышал в её голосе невысказанные мысли. Она продолжила.

— Но другой… Если бы он был… Если бы он был хорошим по отношению ко мне… — Она на миг закрыла глаза, начиная понимать, что подразумевал старец. — Его бы я тоже могла любить. Потому что я бы знала, что он, по крайней мере, был бы способен делать что-то хорошее и, возможно, временами даже быть хорошим.

Улыбка Фазира выражала видимое одобрение, но его мысли оставались тайной.

— Который из них он? — Просто спросила она. Ей не нужно было называть его имя.
Ответ старца привёл ее в замешательство.

— Они оба — один и тот же человек.

Ум её впитал это откровение и обратился к новым горизонтам возможностей, будучи слишком ошеломлён, чтобы справиться со всем сразу.

— Но… Разве это не все мы? — В груди её появилось странное новое чувство, разлилось по рукам и ногам и теперь охватывало остальные части тела весом этого открытия.

— Так ли это? — Ровно спросил мудрец. — Кто же тогда пройдёт через судные врата?

Она глубоко вдохнула, пытаясь унять бьющееся сердце. Её ощущения были всё ещё подчинены волнению, порождённому собственными мыслями.

— Я не знаю, — открыто призналась она. — Не думаю, что кто-то может знать. Но… Я думаю, что надежда есть для каждого.

Она повернулась в сторону, почувствовав изменение в воздухе. Рядом с ней появилось окно, подёрнутое лёгкой дымкой, и сквозь него она увидела на кровати его спящий силуэт, теперь в одиночестве. Она смотрела на его лицо, расслабленное в забытье, наконец-то спокойное. Только во сне полностью пропадали стены его насторожённого самообладания, позволив ей наконец взглянуть на человека, которым он был в его самом естественном состоянии. Без защиты, но не беспомощный. Она всё ещё видела дремлющую силу и непреклонную волю к жизни, которые были очевидны для неё с самого начала. Где-то посередине пути его сила и честолюбие перестали быть угрозой и причиной вражды, а точнее, сделали возможным их союз.

Но этому союзу не суждено было длиться долго. Она отвернулась от окна и снова взглянула на старца. Её собственная сила внезапно покинула её. Она почувствовала себя куклой, наполненной мыслями и мечтами, на которые у неё не оставалось сил, чтобы воплотить их в реальности. Она выдержала долгую и трудную битву, чтобы закрепить свою независимость и власть над собственной жизнью и судьбой тёмного человека, но, похоже, её борьба достигла своего предела. Больше она ничего не могла сделать ни для себя, ни для него, что не увлекло бы их ещё дальше вниз на путь без возврата, без надежды.

— Что же я могу сделать для человека, который не хочет, чтобы его спасали? — Тихо спросила она.

Возможно, этот вопрос ей стоило задать с самого начала, а не спрашивать, что можно сделать, чтоб спасти страну от фальшивого ультиматума. Не что она могла сделать, чтобы победить или перехитрить его, но что она могла сделать, чтобы спасти его, так, чтоб после всего, через что они прошли, не пришлось бы обращаться к такому вопросу.

— Что он сделал для тебя? — Осторожно нажал мудрец.

Она удивлённо взглянула на него, гадая, к какому промежутку времени относился этот вопрос. Мозенрат спас её несколько раз, совершил для неё небольшие добрые поступки, спровоцировал её выйти за свои рамки… Но в итоге он забрал гораздо больше, чем дал. Эта мысль всё ещё терзала её сердце.

— Он никогда не отдавал безвозмездно, — сказала она. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду...

— Что последнее он сделал для тебя?

Она помедлила с ответом, понимая, что старый мудрец теперь говорил с ней проще, потому что она всё ещё не понимала большую часть из того, чему он хотел её научить. Она закрыла глаза, и ответ пришёл к ней — простая истина, которую она проглядела.

— Он отпустил меня.

Она открыла глаза, чтобы увидеть его кивок понимания и терпения. Он ждал её решения. Ответа на её же собственные вопросы, который тихо укладывался в её сознании, как только она повернулась к окну и потянулась к спящему силуэту.

Она должна была уйти. Пусть её сердце будет рваться на части и истекать кровью, но она знала, что со временем это пройдёт, как бывало и раньше. Она не могла оставаться здесь, рискуя истечь кровью ради человека, который больше не требовал от неё жертвы, человека, которого она желала спасти больше всего на свете. Но, оставаясь здесь, она не могла спасти ни одного из них.

Провидец открыл путь в Морбию, чтоб она смогла спастись от мучений, и она верила, что он может также открыть путь из Страны Чёрных Песков и уберечь её от поисков богини, которая снова поработит её и повергнет в бесконечные страдания. В этом крылась причина его редкостного визита — предложить вмешательство, невозможное для смертного, даже обладающего огромным могуществом.

Её рука, словно неосязаемая, проводила по чертам спящего, касаясь кожи лица, но не выдавая её присутствия и не тревожа его отдых. Он не шевелился.

— Как ты и сказала, принцесса, надежда есть как для хорошего, так и для плохого человека, потому что оба они — одно и то же. Но надежда только ведёт человека на путь искупления. Выбор продолжать идти остаётся за ним.

Она медленно вздохнула, но только туман окружал её. Она не чувствовала его рядом, как будто их всё ещё разделяла толща сна. Она ощутила туман, когда наклонилась к нему и коснулась губами его губ — в последний раз, — и нежно обняла его, желая, чтобы он мог услышать её прощальные слова.

— Когда мы снова встретимся, мы будем на одном пути.

by Lady-Pirate

Она закрыла глаза и на секунду прижалась головой к его плечу, позволив себе забыть все недоразумения и горести, которые всё ещё оставались между ними, создавая воспоминание, не тронутое драмой или задними мыслями. Будущее было неясно, их пути ещё не были намечены. Она видела только мглу и его одиночество, когда он проснётся в час тусклого рассвета. Но она всё ещё должна была верить в него, в то, что освобождение от проклятия песочных часов приведёт его также к освобождению от проклятия перчатки. Она не сможет видеть его прежде, чем это свершится.

Когда она встала, провидец протянул к ней руку, ожидая, что она её примет. Сердце её затрепетало от внутренней уверенности, что вернуться домой она уже не сможет — это было невозможно из-за того, что Мираж всё ещё охотилась на неё. Она спокойно вгляделась в повязку на невидимых глазах провидца, вопрошая, куда они направятся.

— Нужно спасти другие души, — молвил он.

Её сердце снова забилось чаще, когда успокаивающая дымка, отделявшая её от реальности, начала рассеиваться. Она почувствовала, как вернулось нормальное течение времени, возобновив необходимость иметь цель и действовать. Она вспомнила цену защиты своей страны, сковывающее обязательство перед тёмным духом, и своё стремление разбить его, несмотря на то, что у неё нет ни могущества, ни знаний, чтобы это сделать. Факты оставались фактами. Время кровавой расплаты приближалось, и она одна знала это.

Провидец всё ещё ждал с протянутой рукой, выражая одновременно вызов и предложение. Ей придётся самой найти способ заплатить или отменить плату, чтобы предотвратить бойню, напоминающую о ещё более тёмном человеке, который когда-то правил этими землями.

Тогда она приняла его руку и позволила ему увести себя от исчезающего окна, решив не подвергать сомнению его дальновидность. Странный покой снизошёл на неё, несмотря на проявившуюся в воздухе срочность, которая была не знакома и чужда этому сонному царству. Она верила, что он перенесёт её туда, где ей нужно быть, где ей лучше быть, как для её собственной безопасности, так и для спасения тех, кто ещё и не подозревал о беде, поджидающей их за дверями.

Туман заклубился вокруг неё, когда она последовала за провидцем, и освободил её от невидимых пут, привязывавших её к человеку, которого она полюбила. В своих шагах она слышала эхо нежной песни, рождённой струнами арфы, — той самой песни, которая однажды боролась за её освобождение, а теперь стала мантрой надежды на освобождение его.

by ScereyahaDreamweaver

@темы: Антифон, Antiphony

---

Журнал "Мир принцесс"

[Василисище]

айфолдер.файлообменник.рф/files/38956702

@темы: журналы

---

Немного брутальности)

[Василисище]

---

Унылый кот

[Василисище]

---

А вотъ такую красоту увидела на Девианте)

[Василисище]

godohelp.deviantart.com

---

"Антифон" глава 26

[geth-infiltrator]

The show must go on! Всем, кто переживает, будет ли окончен перевод: да, будет! Не волнуйтесь.
Спасибо Alba Owl за вычитку.

Название: «Антифон» («Antiphony»)
Автор: Cantare
Перевод: Knyaga (главы 1-16 ) / Alba Owl (главы 16 -25) / Pretty_Fuzzy (глава 25 - ...)
Предыдущие главы titania1989.diary.ru/?tag=3158844


Antiphony: Sunset - rough by ~scaragh on deviantART

глава 26

Она проснулась из-за укрытого тенью солнечного света и отсутствия тепла. Дрожа, закуталась в одеяло поплотнее и обнаружила, что простыни рядом с ней холодны.
Она открыла глаза, увидела пустую постель, полог которой был наполовину отдёрнут, потянулась и тронула смятые простыни — пустое место, где должен был быть он. Её рука опустилась на подушку, пальцами сминая мягкий шёлк.
Воспоминания были так ясны в сознании, как будто она и не засыпала. Напряженное бегство из Морбии, снятие проклятья, последовавшая затем битва, разворотившая всю пустыню. Забота о нём, когда он был без сознания, попытки его согреть. Ожидание его пробуждения.
Потом её память начинала туманиться, среди жара их тел и его именем на губах, мучительным бредом наслаждения. Последним, что она помнила, были его руки, обвитые вокруг её талии, и тепло его груди на её спине.
Ей нужно было увидеть его.
Сев на кровати, она полностью откинула полог и после встала, вздрогнув от притупленного томления между ног. Она ступила на холодный каменный пол, взяла покрывало и уже наполовину завернулась в него, когда вдруг заметила его.
Одетый в ту же тёмную просторную мантию, он стоял, облокотившись на подоконник, и смотрел на свои обширные владения. Он не обернулся и ничего не сказал, когда она приблизилась.
Она встала рядом и коснулась рукой его руки, подавшись вперёд, тоже глядя на тихую и тёмную пустыню снаружи. Последствия битвы были всё ещё там: огромные холмы из песка, упавшие после финальной атаки. Небо снова стало полуночным, лишь далёкие отблески солнца нарушали черноту.
— Доброе утро, — мягко произнесла она.
— Уже полдень.
Он легко улыбнулся одной стороной рта, когда она взглянула на него.
— Полагаю, ты хорошо выспалась.
— Обычно я так и делаю после того, как чудом выживаю в бедствии.
Усмешка сменилась показной оскорблённой гримасой. Она подавила смешок, когда поняла нарочитость его непонимающего выражения.
— Бедствии, — эхом отозвался он, вскинув бровь.
С честным лицом она подыграла ему.
— Так я и сказала.
Она встрепенулась от обманчиво лёгкого прикосновения его руки к её талии, собственнического касания его пальцев к её бедру. Он притянул её ближе и наклонился к её уху.
— Думаешь, ещё один раз ты выдержишь?
Она сухо сглотнула, когда он провёл по складкам ткани на её бёдрах.
— Немного рановато для ещё одного раза, разве нет?
— Какая неприятность, что такие бедствия трудно предсказать, — продолжал он, согревая дыханием её кожу. — И каждый раз они так отличаются…
— Мозенрат, — неубедительно попросила она. Половина её хотела оттолкнуть его из-за неудобного ощущения собственной беспомощности, но вторая половина стремилась к воспоминаниям о предыдущей ночи, желая увидеть, насколько другими они могут быть.
— Но, пожалуй, если ты не готова, — проговорил он, гладя её по бёдрам сквозь ткань, — то есть способ спастись… Если я тебе позволю.
Она подняла подбородок и встретилась ртом с ним, смакуя его вкус и очертания его улыбки.
В следующую секунду улыбка превратилась в усмешку.
— Похоже, что тебе повезло.
Звук протеста сорвался с её губ, когда он отодвинулся от неё, и пространство между ними внезапно показалось слишком большим. Она вспыхнула, осознав, как по-дурацки она поддалась на его уловку, и сощурила глаза, вглядываясь в его лицо в поисках признаков самодовольства.
— Можешь держать пари, больше я с тобой не попаду ни в какие бедствия, — уверенно заявила она.
Он почти хихикнул.
— Это мы посмотрим. Я собирался предложить тебе нормальную еду, если тебе вдруг надоел Плод Возобновления.
— На этот раз, надеюсь, “нормальная еда” означает и правда нормальную.
— Что же ещё это может значить?
Она закатила глаза и прошла мимо него.
— Хотя бы дай мне какую-нибудь “нормальную” одежду.
***
Они ели в уютном молчании, и количество вопросов росло в её голове с каждой минутой, пока она за ним наблюдала. Извечное напряжение в его плечах спало, и его манеры стали более расслабленными, хотя всё равно остался тот налёт отчуждённости, который защищал его мысли от неё. Но она могла сравнивать его только с тем, каким он был на протяжении первой части испытания, чтобы с изумлением обнаружить, как сильно он изменился.
Он как раз собирался наполнить её стакан в третий раз, когда она решилась спросить.
— Я должна знать кое-что, — начала она. — Что-то изменилось за то время, пока я была в Морбии. Ты изменился с тех пор.
Он перестал наполнять бокал водой на полпути.
— Я больше не умираю, — сухо сказал он.
Её губы сжались в тонкую линию.
— Ну, а помимо этого?
— Это абсолютно такой же вопрос, который ты задавала раньше. Что конкретно происходит между нами.
— Это часть его, но не весь вопрос. Что заставило тебя так сильно измениться, когда Мираж похитила меня?
Он долго смотрел на неё.
— Смерть многое меняет.
— Ты имеешь в виду, мысль о смерти.
Он покачал головой.
— Я умирал с тех самых пор, как надел перчатку, ты и сама это знаешь. И я жил и дышал смертью большую часть моей жизни до этого. Но груз этого бремени так же ничтожен. Смерть ставит точку на всём. На всех желаниях и планах, которые мы строим, воображая, что наше завтра бесконечно. — Он холодно улыбнулся собственной поэтичности. — И это не то, что я когда-либо смогу принять без борьбы.
Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
— Но когда Мираж схватила тебя, мне пришлось признать, что я потерпел крах. В тот момент у меня не оставалось силы. У меня не было способа попасть в Морбию. Не было возможности узнать, сколько ещё ты будешь жива. Не было даже смысла пытаться.
— Но ты всё равно попытался, — сказала она.
— Я должен был.
Его ответ прозвучал напряжённо, и она взяла его за руку.
— Не будь сентиментальна, — предупредил он её. — Я сказал, что никогда не приму смерть добровольно.
— Не только свою смерть, — сказала она, пытаясь не замечать упрямо остававшиеся стены.
— Не только, — согласился он после некоторой паузы, и она переплела свои пальцы с его.
— Что тебе сказал Фазир?
Упоминание старого провидца задело в нём неприятную струну.
— Он повторил то, что сказал мне в первый раз.
— В первый раз? — Удивлённо спросила она. — Он… он приходил к тебе до того, как начались тридцать дней?
Он кивнул, на его лице появилось знакомое презрительное выражение.
— Я позвал его, подумав, что он способен снять проклятье или избавиться от Мираж для меня. Как же мало я знал: единственное, что он мог, это загадывать мне мутные загадки.
— Что он тогда сказал? — Настаивала она.
— Какую-то бесполезную ерунду про любовь.
Она окинула его оценивающим взглядом, желая узнать, что он не захотел уточнить.
— Он приходил и ко мне, когда отравили моего отца. Он сказал, что злоба и ненависть не идут ни в какое сравнение с силой любви. Он сказал тебе то же самое, да?
— Более или менее.
— Это должно было принести пользу в итоге, — медленно проговорила она. — Вот как ты затеял это испытание.
Он подтвердил её догадку молчанием.
— Это был единственный путь, что я еще не пробовал.
Она убрала свою руку и тихо положила её себе на колено. Тот факт, что Фазир в значительной мере повлиял на то, что с ней произошло, должно было бы сильно её тревожить. Если бы он не появился перед Мозенратом и не направил бы его в важном направлении, то ничего из этого не случилось.
И Мозенрат бы вчера умер.
Вал обвинений рассеялся, как дым, и она отбросила мысль о провидце с удивительной легкостью.
— Что ты собираешься теперь делать? — Вместо этого спросила она. Это был ещё один тягостный вопрос, даже более важный, чем первый, и она хотела получить ответ.
Он не напрягся от внутреннего вызова в её голосе. Похоже, что он ожидал этого.
— Укреплять мои владения. Убедиться, что Мираж никогда не сможет вернуться сюда, и разработать способ избавиться от неё навсегда.
— А потом?
Он остановил на ней спокойный взгляд.
— Я знаю, к чему ты ведёшь, и думаю, ты уже знаешь ответ.
Она покачала головой.
— Нет, не в этот раз. Мне нужно, чтобы ты мне сказал.
— Аграба остаётся в безопасности, как мы и договорились. Ты не должна волноваться о своём государстве.
— Я беспокоюсь не об Аграбе. Ты знаешь это.
Его челюсти резко сжались.
— Я не делал никаких других обещаний.
— Ты всё ещё можешь.
— Для этого нет причин.
Они снова были в тупике, и она чувствовала, как стена между ними уверенно набирает высоту. Она должна была остановить это, пока ещё было за что ухватиться.
— Ты сказал, что смерть многое меняет, — сказала она. — Она должна изменить и это.
— Нет никаких “должно” и “не должно”, когда дело доходит до смерти. Есть только реальность.
— Ты можешь изменить эту реальность, Мозенрат. Ничто не тянет тебя назад.
Его глаза сузились, и она чувствовала его сдерживаемое раздражение, такое же знакомое, как и его холодность.
— Ты же понимаешь, что эта дискуссия заведёт нас в никуда.
— Это нам двоим решать.
— Мы оба уже решили. Почему бы нам не закончить здесь и не тратить наше время?
— Почему? — Спросила она. — Почему ты не хочешь измениться? Тебе не нужно завоёвывать, ты никому не должен ничего доказывать.
— Ты должна уже знать, что я никогда не стремился что-то кому-то доказывать. Просто это то, что я есть, и я не собираюсь меняться. Это ты тоже должна была знать.
— Но так было не всегда, — упорствовала она. — Ты не всегда хотел завоёвывать и править людьми. Это полностью твой внутренний выбор — жить для лучших целей.
Он фыркнул.
— Я очень ценю это предложение героизма, но нет. Как я уже сказал ранее, дискуссия закрыта.
— Мозенрат. — Она наклонилась вперёд и положила ладонь на стол перед ним. — После всего, чем я пожертвовала ради тебя, ты не можешь так просто отказаться. Ты должен хотя бы выслушать меня. Я этого заслуживаю.
Он смотрел на неё спокойно.
— Я слушаю. И я по-прежнему не согласен.
Слова пришли быстрее, чем храбрость покинула её.
— Тогда скажи мне, почему ты хочешь стать в точности таким же, как Дестан?
Последние остатки тепла ушли из его глаз, и она чуть не отпрянула перед льдом в его взгляде.
— Я не Дестан, — сказал он смертельно мягким голосом.
Она взяла себя в руки и настаивала на своём.
— Чем же ты отличаешься от него, если всё, что ты хочешь, это завоевать Семь Пустынь и заполучить больше могущества?
— Половина правителей Семи Пустынь имеют такие же амбиции в том или ином смысле. Ты должна быть совсем глупой, чтобы определять Дестана по таким мягким стандартам. За всё то время, что ты провела в Зеркале Глупцов, неужели ты так и не поняла, что это был за человек?
— Я знаю, кем он был. Я знаю, что он был неоправданно жесток и испытывал садистское удовольствие от пыток, убийств и всего, что причиняет людям боль. Он превратил твою жизнь в ад, и он заслужил то, что с ним в итоге стало. Но…
Она осеклась: он провёл пальцами по её волосам, и она почувствовала холодящее прикосновение его перчатки на лице, внезапно достаточно холодное, чтобы заставить её задрожать.
— Ты видела ту ночь, когда он сделал это, да?
Она застыла от жестокости в его глазах, и он наклонился вперёд и скользнул губами по её щеке. Его рука больно схватила её волосы.
— Видела? — Резко шепнул он ей в ухо. — Или, может быть, Зеркало утаило остальное от тебя?
— Мозенрат…
— Можешь ли ты представить, что у тебя отняли, всё, что было свято для тебя, надругались над твоей невинностью и оставили истекать кровью? Быть навсегда проклятым, без надежды на избавление, быть рабом духом и телом, когда ты становишься живым мертвецом в душе.
Она закрыла глаза.
— Прекрати.
— Можешь ли ты представить ночи, — продолжал он, напряжение в его голосе было еле слышно, — боль, вину, бессилие. И отчаяние, когда ты понимаешь, что не можешь даже умереть.
— Прекрати, — сказала она, пытаясь отодвинуться от него. Он резко отпустил её волосы и восстановил дистанцию между ними.
— Разве это я сделал с тобой? — Просто спросил он.
Она подавленно качнула головой.
— Ты всё ещё считаешь, что можешь равнять меня с этим сумасшедшим извращенцем?
Усилием воли она отогнала ужасающие образы, которые он вызвал, леденящую ауру его давно мёртвого хозяина, и держалась за слабое обвинение, что он был неправ.
Что он был неправ, с тех самых пор, как сделал судьбоносный выбор мстить более половины жизни тому назад.
— Ты всё ещё готов убивать ради своих целей, — сказала она.
Воздух между ними замёрз, но ненависть в его взгляде обожгла её кожу.
— Я освободил её, — произнёс он, цедя каждое слово. — Я открыл ей единственную дорогу к избавлению.
— Ты убил её, поэтому смог получить перчатку. Поэтому ты смог получить больше могущества. Это настоящая причина, и это причина всего, что ты делал после.
Его глаза опасно сощурились, и она поняла, что зашла слишком далеко, когда его выражение стало таким же безжалостным, как в тот раз, когда они впервые встретились как враги.
— Итак, ты до сих пор не поняла правду за всё это время — что же на самом деле означает могущество. Во что может превратиться жизнь в его отсутствие. Возможно, мне стоит рассказать тебе, каким образом мне удалось укрыть щитом твою страну в то время, как я с трудом мог даже ходить.
Её медленно накрыло волной ужаса при виде его беспощадной усмешки.
— Я воспользовался чёрным песком. Но не задаром. Дух пустыни потребовал жертву даже за защиту вместо уничтожения вражеской страны. Цена высока: сто душ за каждый день безопасности Аграбы.
В безмолвном шоке ее руки взметнулись ко рту.
— Договор был пятнадцать дней. Не больше, не меньше. — Кратко сказал он. — Полторы тысячи душ всего.
— Нет…
Её сердце начало колотиться от ужаса и отвращения к его поступку, к тому, что он не колебался ни секунды ради того, чтобы сохранить свои шансы на выживание. Ради того, чтобы добиться её доверия и прощения. Она была так обеспокоена его безопасностью и была так рада, когда он вернулся, измождённый и обессиленный, что просто поблагодарила его и обнимала во сне. Отдалась ему полностью, потому что любила его.
Но он не назвал ей цену, а она не спрашивала. Невысказанная правда вонзилась в её сердце зазубренным копьём. Это она была виновата в случившемся. В том, что все эти люди должны были…
Она остановилась, в ней поднялась отчаянная надежда.
— Ты уже принёс жертвы? — Взволнованно спросила она.
— Нет, — ответил он, и одного этого слова было достаточно, чтобы выпустить застрявшее в лёгких дыхание. — У меня не было ни сил, ни времени, чтобы покинуть мою страну, потому что все последующие дни я мастерил арфу и пытался попасть в Морбию.
— У тебя ещё есть время это предотвратить, — сказала она.
Его циничный тон снова чуть не заставил её задохнуться.
— После сделки с чёрным песком нет пути назад. Долг должен быть оплачен в течение месяца. Две недели уже прошли.
— Две недели. Она сфокусировалась на временных рамках, отказываясь сдаваться. — Должно же быть что-то, что ты можешь сделать. Какой-то другой вид платы.
— Нет ничего другого, — прямо сказал он. — Как я и говорил, сделку нельзя изменить или отменить.
— Но должен же быть…
— Это бесполезно, — прервал её он. — Не думай, что знаешь мою страну лучше, чем я.
Она прикусила губу, вцепившись руками в волосы. Она пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть его холодную непреклонность, которая словно невидимая стена между ними достигла своей максимальной высоты.
— Нет…
Он по-прежнему был врагом. Осознание этого медленно давило и каменной рукой сжимало её сердце.
Все те разы, когда он спасал её от опасности и уводил от края гибели, даже когда расширил свою защиту до границ её королевства, он оставался врагом. Нужно было быть слепой, чтобы не видеть этого, и даже сейчас открытая встреча с этим фактом убивала её: знать, что человек, в которого она безнадёжно влюбилась и ради которого пожертвовала всем, кроме жизни, внутри остался всё тем же, даже пройдя через всю эту трагедию. Он до сих пор нисколько не задумался обо всей бойне, которую устроил ради собственных целей. Ради завоевания её доверия, чтобы спасти свою жизнь. До сих пор нисколько не задумался о том, что раскрыл ей всю степень своей жестокости, чтобы доказать свою точку зрения, утверждая, что её жертва не изменила ничего, кроме времени его смерти.
Внезапно камень сжал её сердце сильнее, когда суровая призма реальности опрокинулась внутрь, и она узрела весь масштаб своих ошибок.
Она предала своего жениха, отца и страну ради этого человека. Она разорвала священное соглашение, которое заключила с Аладдином, мужчиной, которого уже не помнила, которого оставила позади, чтобы спасти врага. Она даже не вспомнила о женихе в тот момент, когда с готовностью отдавалась врагу, умоляя его взять её.
А теперь…
А теперь, что она могла сделать, когда всё уже обрушилось на её плечи? Полторы тысячи душ скоро отправятся на смерть из-за неё как жертвы её слепого доверия человеку, который об всём и обо всех думал как о средстве до самого конца, который использовал её, чтобы продлить свою жизнь, и потом отобрал у неё всё за ночь запретной страсти, который только что утверждал, что будет и дальше распространять сень своей власти на Семь Пустынь. Ради него она оставила страну и близких в неведении о её бегстве и предательстве. До тех пор, пока не стало слишком поздно.
— Этого не может быть… Этого просто не может быть...
Он всхлипнула в ладони и съёжилась, всё ещё отказываясь смотреть на него. Она не могла вынести его холодность, безразличную невозмутимость его лица, неумолимую реальность, с которой она в конце концов столкнулась.
— Как ты мог со мной это сделать? — Судорожно прошептала она.
Но вопрос был обращён не только к нему. Она тоже должна была на него ответить, и ей нечего было ответить, нечего выставить в свою защиту. Пройдёт две недели, и полная мера её глупости будет выплачена кровью. И было уже слишком поздно исправлять её предательство по отношению к Аладдину и её государству.
Ей нужно покинуть это место. Она не могла больше оставаться на этой проклятой земле и погружаться в безумие дальше. Она не могла оставаться с ним.
Она отшатнулась от протянутой к ней руки, отгородившись от тихого холодного голоса, который не принадлежал человеку, по праву завоевавшему её сердце, от голоса, в котором жестокости и снисходительности было больше, чем любви и правды.
— Жасмин, послушай...
— Не трогай меня, — сказала она.
— Ты должна остановиться, прежде чем тебе откажет разум, — ровно проговорил он. И хотя они были так близко, что могли коснуться друг друга, сейчас казалось, что он страшно далеко. Она была рада этому расстоянию, этому барьеру безопасности, который снова объявлял их врагами, где не было ни мысли о любви.
— Я не могу остановиться, — ответила она неожиданно спокойным голосом. — Это безумие — то, что ты со мной сделал. Я не могу остановиться, и назад дороги нет. Нельзя вернуть то, что ты у меня забрал. Но я должна вернуться в свою страну.
Он хранил молчание, возможно, понимая, что она неизбежно отклонит любые слова завуалированного сочувствия или холодной логики.
— Отпусти меня, Мозенрат, — сказала она, отметая все мысли о том, что на самом деле невозможно вернуться в тот мир, который она покинула.
— Я уже сказал тебе, что ты можешь уйти.
Она не уловила ни следа сожаления, ни колебания в его голосе или выражении лица. Стены и правда были толсты, какими они всегда и были до того, как обстоятельства и её настойчивость разрушили их.
— Но, — продолжил он, — ты не будешь в безопасности ни в Аграбе, ни где-либо ещё теперь, когда щит исчез. Мираж не забудет своё поражение, а также не забудет, какое удовольствие ей доставили твои мучения.
Казалось, какая-то неведомая сила внезапно выкачала воздух из её лёгких. Суровое напоминание о том, что богиня сделала с ней, о том, как она превратила её разум в мешанину ужасающих образов, звуков и оживших страхов, оказалось достаточным, чтобы оказаться на полпути назад к лабиринту беспомощности. Она не могла убежать от правды: Мираж действительно будет преследовать её, чтобы закончить начатое в Морбии.
У неё перехватило дыхание, когда она осознала, что на кону было нечто большее, чем просто её жизнь. Мираж знала о её связи с Мозенратом и о том, что она предала Аладдина. Мираж знала, что она скрывалась полмесяца. Жасмин не хотела думать о том, как богиня могла использовать это знание против её жениха. Это бы разбило его сердце. А её отец… Её отец потерял бы веру в неё. Он беззаветно любил её с самого её первого вздоха, но мог бы он простить дочь, которая предала своего жениха и страну, после всего того, что он сделал, потакая её жажде свободы и бунтарству против векового закона?
Он, видимо, услышал каплю истерики в её всхлипываниях, сотрясающих тело. Он подался вперёд и взял её за руку, и на этот раз она не остановила его.
В следующую секунду она почувствовала холодное дуновение открытой пустыни на своей коже. Он перенёс их обоих из Цитадели на просторы чёрных песков. Твёрдая рука поддерживала её в вертикальном положении. Он отпустил её, когда она восстановила равновесие, и она взглянула на него сквозь слёзы, вопрошая о его намерениях.
Он повернулся и начал взбираться по склону ближайшей дюны к тусклому свету тёмно-серого неба. Она медленно последовала за ним, ведомая вперёд отсутствием выбора. Он что-то хотел ей сказать, но без слов.
Дрожь от воспоминания сотрясла её, когда она встала рядом с ним на верху дюны, глядя, как мутное солнце тонет за горизонтом. Как завёрнутый в саван труп, оно медленно погружалось в песок, безмолвное и безжизненное. И она увидела землю перед ними, рассмотрела подвижную границу между ржаво-золотым и полуночно-угольным. Конец его владений.
«Ты привёл меня сюда, чтобы поиздеваться, Мозенрат?»
Она поняла, что еще одна опора ее здравого рассудка рухнула, когда он круто обернулся к ней, и окинул ее лицо пристальным взглядом. Она произнесла эти слова вслух.
Он должен был знать, что Зеркало показало ей это воспоминание, что она уже была близко знакома с этим местом, с разделяющей линией, которая олицетворяла всё, что было между ними. Вопрос, почему этот день оказался для него поворотным, теперь обрёл ответ. Он остался в его сознании, как выжженное клеймо на коже, все ещё достаточно жгучее, настолько, что он решил взять другую принцессу, сломленную и умоляющую о свободе, на это самое место, чтобы смотреть на то же солнце, садящееся за неподвластной времени границей между его могуществом и её главным желанием.
— Это линия между тобой и мной, да? — Тихо спросила она, и слова её тут же унёс ветер. Волосы упали на её лицо и плечи, когда она повернулась к нему. — Но моё самое большое желание — не быть свободной от тебя.
Она заставила себя встретиться с ним взглядом, ожидая любой реакции, поскольку сказала ему, что она хотела. Ей теперь было ясно, так болезненно и невыносимо ясно.
— Я люблю тебя, вопреки всем причинам, здравому смыслу и совести. И я не хочу прекращать. Но я должна. Я должна, и… моё самое большое желание — иметь возможность не делать этот выбор.
Ветер сдувал слёзы с её лица, капельки падали на её волосы и на его руки, которые она держала у себя под подбородком.
— Нет ничего хуже, чем знать, что любовь неправильна, — её голос упал до шёпота. — Кажется, я знаю, что такое ад.
К её горлу подступил комок, и она оперлась на него — силы оставили её после произнесённых ею слов, которые унесли сумеречные ветры. Он нежно взял её лицо в ладони, как будто удерживая руками края её здравомыслия, и поцеловал её.
Они стояли в лучах угасающего солнца. Их сплетенные силуэты были маленьким пятнышком на фоне бескрайнего темнеющего неба, и неизменная истина, которая преследовала её всё путешествие по его жизни и его сердцу, обволакивала их. Власть имеет свою цену. Она видела, как он заплатил эту цену стократно, и теперь эта пошлина взята и с неё тоже, вытянув её силу, невинность и здоровье и оставив её с любовью, которая зависла над пропастью собственного конца.
И она узнала, что любовь тоже имеет цену — цену, которая может превысить стоимость могущества, потому что любовь сама является источником могущества. Это был нож, пронзивший её сердце, перевёрнутое лезвие, пролившее кровь её жизни, вывернувшее наизнанку понятие правильного, понятие любви, которую она представляла как безграничное милосердие и правду. Свою собственную руку она наложила на его ладонь на рукояти, сама в себя направила нож в жертвенном и тщетном желании того, чего быть не могло.
Она почувствовала, что стен больше не было, когда они наконец оторвались друг от друга, и увидела в его глазах ту цену, которую он платил, противоречие, которое он не мог разрешить при всём своём могуществе, заключённом в правой руке и силе его воли. Она видела желание освободить её от боли и безумия, которые в конце концов овладели ею, отдававшееся эхом памяти о другой принцессе, которую он стремился спасти. И она видела тень сожаления — различимую только потому, что она слишком хорошо его узнала. Сожаление о том, что он вновь обрёл жизнь только лишь для того, чтобы продолжить жить с тем же проклятьем власти и связывающим договором с силой за пределом его контроля.
— Я найду способ для тебя. Это может занять время, но я найду его. — Просто сказал он.
Она подняла лицо к нему и чуть ласково коснулась его губ.
— Спасибо.
Она не сделала ни шага в направлении светлых песков пустыни за границей его владений, зная, что пока не может уйти. Она верила, что на этот раз он сдержит своё слово, несмотря на всю неправду между ними.
Они смотрели, как медленно утопает солнце, в ожидании наступление ночи. Она обнимала его, когда он переносил её в Цитадель, и не отпускала, пока жар меж ними снова не спалил последнюю невидимую стену, позволив безумной боли наслаждения притупить боль от правды на короткое время.
Она лежала в его объятьях в безмолвном изнеможении, осознавая, что скоро всему придёт конец. И она думала о той правде, которую он однажды сказал другой принцессе, что власть — это свобода. Это была ложь.

@темы: Антифон, Antiphony